2018. т. 15. №2

Статья описывает язык в его наиболее естественной форме – в форме разговорного мультиканального дискурса. Он включает в себя вербальный компонент, просодию, движения взора, а также различные кинетические аспекты коммуникации – мимику, жесты головы, рук и туловища. Для изучения естественного многоканального дискурса как он есть мы создали ресурс «Русские рассказы и разговоры о грушах». Ресурс включает 40 записей, проведенных с 160 носителями русского языка в возрасте 18–36 лет, среди которых было 60 мужчин и 100 женщин; он состоит из 15 часов записи и около 170 000 слов. В статье описываются методология создания корпуса и возможности его использования. Во-первых, мы предлагаем обзор методологии мультимодальности и мультиканальных корпусов. Затем мы описываем характеристики нашего ресурса – методику сбора данных, используемое оборудование, типы аннотаций, а также некоторые пути (будущих) исследований, в том числе: просодия в качестве интерфейса между вокальным и жестовым каналами, особенности и степень координации между мануальными жестами и элементарными дискурсивными единицами, индивидуальное варьирование и «портретная» методология, порождение и понимание речи в естественной коммуникации, а также зрительное внимание в естественной коммуникации. Текущая версия корпуса доступна для научного сообщества на веб-сайте проекта multidiscourse.ru (на русском языке).

Суждения о запоминании являются субъективными предположениями о возможности вспомнить только что выученную информацию. Суждения могут основываться на валидных маркерах и тем самым предугадывать дальнейшую эффективность, или, в случае с невалидными маркерами, иметь обратный эффект. Изучение переменных, влияющих на суждения о запоминании особенно важно в образовании, так как они могут существенно ускорить процесс усвоения нового материала. Исследования воплощенного сознания показывают, что мы имеем внутреннюю ментальную цифровую шкалу, в которой малые числа находятся слева по горизонтальной шкале, а большие числа – справа. Целью нашего исследования стала попытка понять, влияет ли пространственное цифровое распределение по горизонтальной линии на метакогнитивные суждения, конкретнее – на суждения о запоминании. Участники запоминали слова, появляющиеся либо слева, либо справа на экране. После каждого слова участники выдавали свои суждения о запоминании на шкале от 0 до 100 на другом мониторе. После отвлекающей задачи участники выполняли тест на узнавание слов. Результаты показали, что горизонтальное положение слов при запоминании  не влияло ни на суждения, ни на показатели в тесте. Результаты нашей работы поддерживают предыдущие исследования, заключая, что пространственная цифровая дистрибуция не влияет на суждения о запоминании.

Одной из тем в современной психолингвистике является изучение факторов, влияющих на выбор синтаксиса при порождении предложений. Предыдущие исследования показывают, что синтаксический выбор обусловлен взаимодействием  лингвистических и нелингвистических факторов. Одним из этих факторов является внимание говорящего, направленное на элементы описываемого события. Одновременно, наше внимание получает сигналы от ряда модальностей  (например, слуховой, моторной, обонятельной и т.д.). Впоследствии внимание фильтрует получаемую информацию, основываясь на ряде факторов (например, на выделенности сигнала), и направляет ресурсы на обработку наиболее важного сигнала в данный момент. Исходя из этого, возникает вопрос о влиянии других модальностей системы внимания на синтаксический выбор. Основной объем предыдущих исследований был проведен с использованием визуальной модальности. Поэтому в этом исследовании мы стремились понять, влияет ли слуховое и визуальное внимание на выбор грамматической структуры порождаемого предложения. Англоговорящие испытуемые описывали изображения простых транзитивных событий, в то время как их внимание праймировалось на местоположение агенца или пациенца события с помощью звукового (монофонического сигнала) или визуального (красного круга) эксплицитного сигнала. Зависимой переменной, как и в предыдущих исследованиях, мы выбрали количество порождаемых пассивных структур. Наши результаты не показали значимых результатов, однако наблюдалась заметная тенденция выбора пассивных структур при маркировании пациенса зрительным маркером.

Понимание многозначных текстов считается одним из показателей сформированности понятийного мышления. Притчи как разновидность многозначных текстов представляют собой удобную модель для изучения когнитивных способностей человека, однако используются в исследованиях интеллекта достаточно редко. Настоящее исследование было направлено на то, чтобы 1) определить, насколько сложна задача понимания переносного смысла притч для взрослых здоровых людей; 2) выявить роль психометрического интеллекта в понимании переносного смысла притч. Мы предполагали. что: 1) более высокие показатели психометрического интеллекта связаны с более полным пониманием переносного смысла притч; 2) чем лучше понимание переносного смысла каждой отдельной притчи, тем более успешно происходит объединение притч на основе их смысловых признаков. Испытуемым (N = 24) после прохождения теста на психометрический интеллект предъявлялись 3 набора притч Эзопа. Затем в процессе глубинного интервью их просили объяснить смысл каждой притчи по отдельности и объединить любые две в рамках каждого набора. Было показано, что взрослые здоровые испытуемые испытывают значительные трудности с пониманием переносного смысла притч на высоко обобщенном, абстрактном уровне. Не было обнаружено связей между 1) показателями психометрического интеллекта и полнотой понимания притч; 2) полнотой понимания каждой притчи по отдельности и успешностью объединения притч на основе смысловых признаков. Такие результаты могут быть связаны с недостатками существующих подходов к изучению когнитивных способностей и их непригодностью для диагностики процессов понимания.

Настоящий обзор посвящен речевым нарушениям при постинсультной афазии, их реабилитации, а также разработке новых реабилитационных подходов, основанных на современных знаниях о функционировании мозга человека. Речевые нарушения при постинсультной афазии зачастую хронифицируются и приводят к серьезным коммуникативным проблемам у пациентов. Стандартные подходы к речевой реабилитации помогают в некоторой степени улучшить речевые способности у пациентов, однако зачастую эти улучшения умеренные и неустойчивые. Традиционные подходы к реабилитации обычно основываются на клинических практиках, сформировавшихся на протяжении  десятилетий. При всей их несомненной ценности, эти практики редко основываются на современных нейробиологических знаниях. В последние десятилетия развитие нейронаук шло с очень высокой скоростью, большую роль в этом сыграло появление неинвазивных методов нейровизуализации. В настоящее время развитие нейронауки находится на той стадии, когда накопленные знания могут обогатить клиническую практику, обновить традиционные подходы к реабилитации за счет использования современного научного инструментария. Важно отметить также что в традиционной клинической практике, как правило, одни и те же подходы применяются к разным пациентам, несмотря на то, что характер речевых нарушений очень индивидуален, следовательно, и подход к восстановлению никогда не может быть одинаковым. В частности, пациенты с афазией демонстрируют очень разную динамику речевых функций в ходе спонтанного восстановления после инсульта. Это может быть вызвано высокой степенью индивидуальных различий в функционировании речевых нейросетей у разных пациентов. Проблема индивидуальных различий у пациентов с афазией известна давно. Однако до сих пор нет полного понимания факторов, влияющих на столь большую степень индивидуальных различий.  В нашем обзоре делается особый акцент на том, что вопрос индивидуальных различий имеет огромное значение для планирования языковой терапии на индивидуальной основе. Также мы проанализируем с точки зрения нейронаучного подхода эффективность речевой терапии, которая широко используется для реабилитации пациентов с хронической афазией – ограничивающей речевой терапии. Мы сформулируем вопросы для дальнейшего исследования.

Растет популярность исследований развития беглости чтения. Характеристиками беглости чтения являются автоматизация чтения с большей скоростью и точностью, что позволяет читающему упростить процесс высокоуровневого понимания. Ключевым фактором беглости чтения считается создание репрезентаций слов в лексиконе, что в свою очередь дает возможность прямого зрительного распознавания слов. Общепринятым считается факт, что зрительный контакт с новыми словами необходим для создания таких репрезентаций. Однако природа следов в памяти, образующихся вследствие такого обучения, является горячей темой в поведенческой литературе. В то время как некоторые авторы считают, что для создания данных следов достаточно простой зрительной тренировки новых слов, другие полагают, что для создания качественных лексических репрезентаций также требуется тренировка других свойств слов (таких как, например, фонология и значение). Для разрешения этого вопроса требуются более подходящие методы изучения мозга. В этом ключе изучение вызванных потенциалов является эффективным средством для изучения нейрофизиологических механизмов нарабатывания навыка лексического чтения и конкретнее механизмов создания качественных лексических репрезентаций. В данной статье мы обозреваем наиболее заметные исследования вызванных потенциалов создания лексических репрезентаций.

В соответствии с теорией телесно-воплощенного познания, речь в значительной степени базируется на моторном и сенсорном опыте. Вопрос, критически важный для понимания природы речи, состоит в том, как наш мозг трансформирует сенсорно-моторный опыт в смысл, присваиваемый словам. Мы разработали слуховую-моторную экспериментальную задачу, позволяющую исследовать мозговые механизмы научения смыслу слов путем ассоциативного научения по типу "проб-и-ошибок", имитирующего важные аспекты естественного научения речи. Участникам предъявляли восемь псевдослов; четыре псевдослова в ходе научения приобретали смысл и обозначали движения конкретными частями тела; процедура включала в себя выполнение испытуемыми движений правыми или левыми конечностями и получение ими обратной связи. В ответ на остальные псевдослова никаких действий выполнять не требовалось, и они служили в качестве контрольных стимулов. Магнитоэнцефалограмму регистрировали во время пассивного прослушивания слов до и после научения. Кортикальные источники магнитных вызванных ответов реконструировали с помощью модели распределенных источников. Научение смыслу новых слов путем ассоциаций между словами и действиями селективным образом усилило специфическое сродство к этим словам в области слухового парапояса, ответственной за спектрально-временной анализ, а также в артикуляционных областях, причем обе области были локализованы в левом полушарии. Выраженность изменений в мозговой активности коррелировала со скоростью речевого научения, что подчеркивает физиологический вклад левой перисильвиллярной коры в успешность речевого научения.

Классификация спектральных паттернов ЭЭГ лежит в основе нескольких когнитивных нейротехнологий, включая пассивные и активные интерфейсы мозг - компьютер. Несмотря на то, что арифметические задачи часто используются в исследованиях когнитивной нагрузки, мало результатов, описывающих возможность распознавания паттернов ЭЭГ, связанных с различными типами математических операций. В настоящей работе мы показали, что спектральная плотность мощности ЭЭГ может использоваться для классификации типов умственных операций, включая классификацию вербальных и разных математических задач на простые арифметические операции или логических задач с арифметическими прогрессиями. Вербальные задачи классифицировались от арифметических значительно лучше, чем арифметические от логических задач, и вербальные от логических задач. Лучшая точность классификации вербальных задач от арифметических, но не от логических задач, поддерживает гипотезу об уникальных паттернах ЭЭГ, связанных с вербальной деятельностью, которые, по-видимому, отличаются от умственных арифметических операций. Кроме того, мы сравнили эффективность решения задач испытуемыми и точность классификации ЭЭГ у двух групп студентов с математическим или гуманитарным образованием (N = 8 + 8). Мы получили ожидаемые групповые различия, связанные с лучшими показателями решения математических задач у математической группы, чем у гуманитарной группы. Однако точность классификации задач, основанная на ЭЭГ, достоверно не отличалась между группами и была существенно выше, чем случайная. Полученные данные подтверждают гипотезу о том, что паттерны ЭЭГ отражают определенные когнитивные состояния, соответствующие умственным операциям, и могут использоваться при классификации различной когнитивной деятельности.

В статье анализируются теории, концепции и результаты исследований креативности, которые могут быть полезны для понимания причин связи девиантного поведения и креативности. Приводятся особенности социально-креативной личности: неформальное лидерство; высокие значения эмоционального интеллекта, когнитивной и аффективной эмпатии и поиска новизны; низкий уровень зависимости от вознаграждения; гибкие моральные границы; макиавеллизм, умение манипулировать другими для достижения собственных целей; разумное сочетания эгоизма и альтруизма. Рассматриваются подходы к пониманию креативного потенциала и оценке компонентов, его составляющих, а также личностные и ситуативные характеристики, способствующие реализации креативного потенциала для нанесения вреда другим людям. В качестве личностных характеристик, способствующих реализации креативного потенциала в девиантном поведении, для дальнейшего исследования выделяются враждебность и эмоциональный интеллект. Анализируются проблемы, касающиеся изучения реализации креативного потенциала в девиантном поведении. На основе теории креативной девиантности (C. Mainemelis)  предложена комплексная модель креативности и девиантности. Модель объединяет следующие параметры: креативный потенциал разработчика, характеристики исполнителей, цели, условия и способы достижения цели, результат. В модели учитывается модальность целей, способов и результатов креативного процесса, а также мишень нанесенного вреда. Особенность модели состоит в том, что ее можно применять для анализа и изучения антисоциальной креативности как отдельных индивидов, так и групп. В рамках модели выделяются 4 вида креативности. Дается определение терминам «девиантная креативность», «антисоциальная/асоциальная» креативность, «негативная креативность» и «креативная девиантность».

В статье анализируется ситуация противостояния двух подходов ‒ естественно-научного и гуманитарного и пути преодоления этого противостояния. Характеризуются оба подхода и реконструируются исторические обстоятельства, в которых они появились. Автор выделяет и анализирует три решения, обсуждаемые в настоящее время в научной литературе. Первое решение он называет стратегией конвергенции указанных подходов.  Второе решение определяется как  стратегия снятия противостояния естественно-научного и гуманитарного подходов. Оно опирается на установку, что наука едина. Третья стратегия авторская. Представление о науке постепенно нащупывается, строится по мере анализа разных типов науки. Кроме того, оказалось, что, с одной стороны, в этих разных типах наук (античной, средневековой, естественной, технической, гуманитарной, социальной и др.) можно выделить инвариантное ядро (своего рода «геном» науки), а с другой ‒ что они как типы различаются структурно. Первая стратегия оценивается автором как формальная, не учитывающая противоположные методологические установки указанных подходов. Недостаток второй он видит в том, что ее сторонники не выявили  реальных различий естественных и гуманитарных наук и способов мышления. Третья стратегия – самая сложная, поскольку предполагает анализ становления и функционирования разных типов наук. Но ее реализация позволит истолковать оба подхода как органические и отчасти взаимосвязанные моменты научного исследования и мышления. В рамках подобной стратегии различие естественно-научного и гуманитарного подходов может быть осмыслено, во-первых, как различие форм концептуализации, которые выстраивались в оппозиции друг к другу, во-вторых, как различие характера решаемых проблем, установок исследователей, особенностей научного мышления, областей применения полученных знаний и схем.

Согласно метакогнитивной теории А. Уэллса, тревожные расстройства и депрессия обусловлены наличием дисфункциональных метакогнитивных убеждений. По данной концепции выделяют пять ключевых метакогнитивных факторов, обуславливающих развитие аффективных расстройств: позитивные убеждения, касающиеся беспокойства; негативные убеждения по поводу неуправляемости и опасности беспокойства; контроль мыслей; внимание к собственным мыслительным процессам; когнитивное недоверие. Активизация данных метакогнитивных убеждений приводит к развитию и поддержанию стереотипных стилей мышления, таких, как беспокойство и руминирование, а также к постоянному мониторингу угрозы и попыткам подавить нежелательные мысли. Краткая версия опросника метакогнитивных убеждений позволяет измерять индивидуальные различия в выборе дисфункциональных метакогнитивных убеждений. Данная статья посвящена описанию разработки и апробации краткой версии опросника метакогнитивных убеждений на русскоязычной выборке.  В исследовании приняли участие 500 человек: 200 студентов, обучающихся в Московском государственном медико-стоматологическом университете имени А.И. Евдокимова, 100 респондентов было обследовано с помощью интернет-технологий (электронных Гугл форм), 200 женщин с онкологическими заболеваниями репродуктивной системы. Результаты показали, что краткая версия опросника метакогнитивных убеждений полностью соответствует англоязычной версии в отношении надежности-согласованности и внутренней структуры пунктов, а также характеризуется высокой ретестовой надежностью. Внешняя валидность методики подтверждается значимыми связями дисфункциональных метакогнитивных факторов с выраженностью тревожно-депрессивных переживаний и выбором малоадаптивных стратегий когнитивной регуляции эмоций.  По результатам регрессионного анализа было выявлено, что такие метакогнитивные факторы, как негативные убеждения, связанные с неуправляемостью и опасностью беспокойства, внимательность к собственным мыслительным процессам, а также позитивные убеждения, касающиеся беспокойства, вносят самостоятельный вклад в развитие тревоги. Показано, что в развитие депрессивных переживаний вносят вклад такие метакогнитивные факторы, как негативные убеждения, связанные с неуправляемостью и опасностью беспокойства, когнитивная несостоятельность, внимательность к собственным мыслительным процессам.

Тема мультикультурализма все больше привлекает внимание ученых, однако немного публикаций посвящено тому, как СМИ отображают это явление. Отображение межэтнических отношений СМИ – вопрос актуальный для России, где проживает более 160 этносов. В данном исследовании рассматривается, как российские онлайн-СМИ отображают 46 наиболее многочисленных проживающих в России этнических меньшинств с точки зрения трех гипотез межкультурного взаимодействия.  В рамках исследования была разработана система индикаторов мультикультурализма для анализа медиасообщений. С помощью контент-анализа было установлено, что внимание онлайн-СМИ к разным аспектам мультикультурализма распределяется неравномерно. В частности, чаще всего меньшинства отображались с точки зрения гипотезы интеграции, реже всего – с позиции гипотезы контакта. Однако данное наблюдение несправедливо для отдельно взятых групп. Наиболее сбалансированно отображались проблемы алтайцев и грузин. В представлении остальных 44 групп СМИ делали акцент лишь на одном из трех аспектов мультикультурализма. Например, наиболее часто с точки зрения гипотезы интеграции представлялись лакцы и таджики; с точки зрения гипотезы идентичности – тувинцы, коми и чуваши; а с точки зрения гипотезы контакта – чеченцы и аварцы.  Также было установлено, что, хотя в целом СМИ рассказывают об этнических меньшинствах позитивно, эта тенденция не выдерживается в отношении отдельных групп: одни этносы представлялись исключительно позитивно (тувинцы, лакцы, мордва), другие же – преимущественно негативно (узбеки, таджики, азербайджанцы).  Потенциальные последствия такого неравномерного отображения этнокультурных групп СМИ для восприятия этих групп представлены в обсуждениях результатов.

Обсуждается актуальная для современной психологии концепция множественного рождения личности, где акт персонального рождения амплифицируется и разворачивается в масштабе всего жизненного пути, преодолевая замкнутость личностного становления в детско-юношеском периоде. Предлагается рассматривать персоногенез как систему пяти качественно своеобразных рождений личности. «Нулевое рождение» — создание личности как ожидаемой социальной модели и соответствующего определенному хронотопу социального проекта микро- и макроокружения будущего ребенка. «Первое рождение» связано с новообразованиями самосознания («Я» и «Я сам») и изменением в мотивационной сфере: принятием ребенком социальных норм и ценностей как мотивов своего поведения. «Второе рождение» приурочено к подростковому возрасту и проявляется в развитии общей субъектности личности с новообразованием способностей к самоопределению, самоуправлению, осознанному выбору ценностных ориентиров. Показано становление личности подростка за счет процессов самопознания, самоутверждения и саморегуляции в индивидуальном и групповом поступке. «Третье рождение», пролонгированно разворачивающееся в период взрослости, связано с развитием зрелости личности, проявляющейся в принятии ответственной жизненной позиции, самостоятельном и сознательном построении жизненного пути. Движущими силами третьего рождения обозначаются активность, рефлексивность и действенное усилие личности, направленные на саморазвитие и жизнетворчество. «Четвертое рождение» относится к последней фазе жизни человека или периоду после его смерти и понимается как воплощенная личностная представленность в значимом другом —персональный вклад в личностное пространство другого человека. Этапы развития личности иллюстрируются феноменологическим материалом автобиографического литературно-психологического трактата М.М. Зощенко «Перед восходом солнца».

В настоящей статье приводятся результаты экспериментов по выявлению способности трехмерного восприятия плоскостных изображений. Объектом исследования была направленность глаз при рассматривании различных типов изображений. Предполагалось, что восприятие глубины плоскостного изображения будет оказывать влияние на движение глаз. В задачу исследования входило сопоставление уровня восприятия глубины плоскостного изображения с характеристиками движения глаз при восприятии стереоскопической глубины стереограммы и глубины восприятия растрового 3D-изображения. В результате проведенных экспериментальных исследований подтверждена гипотеза о возможности регистрации способности трехмерного восприятия плоскостного изображения. Определение Х-координат направления взора правого и левого глаза, вычисление разности ΔX этих координат позволяют зарегистрировать восприятие глубины и объема плоскостного изображения. В условиях трехмерного восприятия изображения плоскость воспринимаемого изображения располагается за ним на расстоянии 8–58 см. В условиях восприятия глубины растрового 3D-изображения плоскость воспринимаемого изображения располагается на расстоянии 23–37 см за растром. Вычисление гистограммы разности ΔX(t) и построение ее контура за время измерений показывают, что восприятие глубины, объема плоскостного изображения и глубины растрового изображения подчиняются общим закономерностям. В первую очередь это местоположение контура ΔX в области отрицательных значений гистограммы распределения величин ΔX. В условиях восприятия стереоскопической глубины стереограмм контур гистограмм разности включает весь диапазон бинокулярного смещения образов стереограммы. Аналогичный вид контура зарегистрирован и при плоскостном восприятии стереограммы. Допускается предположение, что контур гистограммы разности стереограммы в условиях ее плоскостного восприятия включает и эффекты рельефности. Представленный экспериментальный материал показывает, что эффекты восприятия глубины, объема плоскостного изображения характеризуются, как минимум, одним уровнем величины со стереоскопической глубиной стереограмм, глубиной восприятия растрового 3D-изображения.